Глава из книги: В.В. Богачев. Очерки географии Всевеликого Войска Донского. Новочеркасск, 1919, стр. 28-31
Великое значение в жизни народов имеет рельеф страны.
Определяя течение рек и характер их долин — широких и удобных путей сношений, где плывущий по реке безопасен от внезапных нападений, равнинный рельеф содействует сношениям, сближению и слиянию народов, тогда как горные страны порождают замкнутость, обособленность, недоверчивость и раздробленность племен, иногда даже только отдельных родов горцев. В равнинности страны видят историки фактор развития великого объединенного русского государства. Но там леса и болота играли долгое время граничную роль горных хребтов.
Подонье, наш край, лежит уже за пределами лесов. Для многих он представляет уже преддверие пустынь, полупустыню, и мы приведем выписку из труда харьковского профессора Н.Д.Борисяка, посетившего Новочеркасск для ревизии учебных заведений (Харьковского округа). Она отлично характеризует впечатление, выносимое уроженцем древней, исконной Руси, всегда боявшейся этого «Дикого поля».
«В ландшафтности страны кроется весьма часто глубокий смысл геологических условий ее образования. Присутствие возвышенных закраин, у подошвы которых протекают реки, а за ними далеко расстилается ровная низина, обуславливают характер здешней местности, определяют меру впечатления, производимого ею на путешественника. Здесь нет поразительных контрастов, волнующих мгновенно душу его в каком бы то ни стало направлении: в контурах возвышенностей он ощущает большое однообразие: хотя балки прорезают их, есть обрывы, сменяющиеся легкими увалами, но нет рельефных, выдающихся уступов, терасс, зигзаговидных углублений, окаймленных мощной растительностью; безжизненность господствует в расстилающейся перед ним дали. Привлекателен, но не впечатлителен вид с вершины высокого кургана в Александровском саду на низменное займище, по зеленому полю которого серебристой лентой извивается в многочисленные изгибы неширокий Аксай, обширен ,но не вдохновителен открывающийся с нагорного берега, высотою футов в 250, между Раздорами и Мелиховской станицей далекий кругозор на засыпанный песками Дон, на покрытую жалкими зарослями необозримую равнину.
Утомленный обширностью и безжизненностью взор путника несколько отдыхает, когда с высоко лежащей Аксайской станицы обозревает он слияние Аксая с Доном, пятна воды, образованные затонами, узко стелющуюся дамбу, да невысокий гребень батайских высот, убегающих к востоку. Томительное чувство одиночества еще более охватывает душу путешественника при внешней обстановке, не зависящей уже от местности, когда, под влиянием палящего зноя, достигающего нередко 40 градусов, охваченный взрывом ослепляющего пыльным ураганом северо-восточного ветра или непроницаемой вьюгой, он невольно обращается к как бы уснувшим станицам, к широкой, вяло текущей реке, к пологим, неодушевленным ни трудом, ни деятельностью человека, равнинам.» (Это написано в начале 1860-х годов).
Бывает однако же время, когда страна эта особенно оживляется, когда она поражает наблюдателя громадностью содержания ландшафта: это — время весеннего разлива Дона, когда, выходя из берегов, он, как вступая в права первобытной реки, заливает необозримую, низменную окрестность, когда погруженная господствовавшая недавно суша выставляется только в виде небольших островов из овладевшей ею водной стихии, по которой во всех направлениях носятся парусные суда. Но картина эта принадлежит только весне, и вскоре мало по малу суша, со всей ее безжизненностью, сменяет оживившую на время окрестность воду, и страна принимает снова обычный, пустынный вид.
Для художника, глубоко преданного своему искусству, в прозрачной здешней атмосфере представляется много случаев спокойно изучать различные смены теней, освещения, волшебной игры воздушной перспективы; но для путешественника, истомленного неожиданными препятствиями сухого пути, самые живописные здешние местности не представляют того оживительного удовлетворения, какое привык ощущать он на только что покинутых им берегах раздольной Волги, в высоких скалах тенящегося Донца, или картинного, широкого, серебристого Днепра, на всем протяжении его от Межигорья до впадения России.
Озирая печальный, тусклый вид Дона, с его обнаженными, пустынными закраинами и равнинами, невольно задаешь себе вопрос: не в этих ли географических условиях причина того предпочтения, какое оказывали здешним местностям не знавшие оседлости, не терпевшие сближения, жившие особняками народы глубокой древности? Не под влиянием ли этих условий сложилась и поддерживается здесь доныне кочевая жизнь, неестественная в Европе, и сохраняется еще заметно некоторая наклонность к замкнутости в нынешнем оседлом населении, несмотря на громадные задатки в его нравственных и физических силах, в его общественных учреждениях – для самой полной общественной жизни?
Геологические условия, при которых установилась орография страны, как это прекрасно высказал Бернгард Кота для Германии, имеют огромное влияние на материальное и духовное настроение самих населений.
Плоскостное, мало возмущенное накопление третичных осадков не подвергалось в здешней местности каким-либо резким переворотам, вследствие которых могли бы произойти поразительные контрасты в наружном очертании страны. Здешняя третичная почва, на которой улеглись делювиальные глины, закрытая черноземом, сложилась из горизонтальных слоёв пород, представляющих в общем простирании небольшую только волнистость; почва эта выдвинулась из под покрывавшего ее моря путем, может быть, и быстрого, но отдаленного поднятия, не сопровождавшегося собственно здесь какими-либо сильными по известным направлениям потрясениями: от этого и самая орфография страны обозначилась то волнистыми увалами, то совершенно ровными плоскостями.
На такой местности надолго приурочиваются кочевые пастушеские народы, ищущие, побуждаясь узким мировоззрением, невозмутимого праздного уединения, и ежели на ней , по временам, подобно урывистым ветрам степи, разыгрывается выходящая из границ удаль человека, то все это сменяется надолго затишьем, замкнутостью, и неподвижностью апатии. В таких странах, как показала история, развивается жизнь и деятельность, расцветают промышленность и науки, вызываются к бытию богатые сокровища, заключенные в недрах земли и в самых условиях ее обширности и разнообразия , не вследствие исключительной местной инициативы, а неизбежным участием полезных деятелей из таких стран, где уже окреп труд, сложилось сознание необходимости правильного пользования землей, значения ремесел, торговли и промыслов, из стран, где уже изгладились следы первобытной помадной жизни населения
(«Гидро-геологический обзор местности, орошаемой нижним течением Дона.» Сборник материалов, относящихся к геологии Южной России. Харьков 1867)
Между тем, и эта степь имеет притягательную силу для тех, кто может поднять ее. Сын этой степи знает и любит ее, как дитя этой степи: большей частью он любит ее бессознательно, кто же более вдумчиво глядит на ее природу и умеет видеть, кто может отрешиться от времени и его законов, тот найдет и в полупустыне и даже в пустыне источник для удовлетворения жажды духовной: воспоминания о прошлом помогут понять настоящее, а понимание гармонии частей должно влечь к исследованию, к изучению, к углублению знания, — а это укрепляет любовь.
Прим. ред. При компьютерном наборе местами изменена устаревшая грамматика.