Возрождение казачества повлекло за собой повышенный интерес к его истории. Наиболее спорным и интересным был и остается вопрос о его происхождении, о начальном моменте возникновения и о том, кто был родоначальником данного явления. Эти гипотезы можно объединить в две значительные группы: тюркскую и славянскую, к последней примыкают и «броднические» теории. Казалось бы, что невозможность точного и достоверного установления первоначального этапа возникновения казачества снимает данный вопрос с повестки дня, и как замечают авторы работы «Казачий Дон: очерки истории»: «…можно выдвигать самые различные гипотезы относительно первоначального ядра, но дело это неблагодарное, в связи с недостаточным количеством исторического материала. Наука же должна основываться исключительно на достоверных фактах» [Скорик А.П., Р.Г. Тикиджьян, 1995].

Эта мысль выдвигается одним из авторов и позднее [Скорик А.П., Озеров А.А., 2005, с.79]. Такой подход к проблеме является, по сути, предупреждением о нежелательности выяснения первоначального этапа становления казачества, о его бессмысленности. Получается странная картина – нас уговаривают в том, что существующее определенное явление – казачество, должно просто констатироваться, как оно есть; существующие гипотезы исчерпали весь исторический материал и вполне объясняют его происхождение и нечего лезть глубже. В связи с этим остается только немного дополнять их нововыявленными фактами, но не пересматривать основы. И, как правило, большинство исследователей данной проблемы склоняются к существующим «общепризнанным» гипотезам, лишь пытаясь внести в них свою лепту.

Но возникает одно маленькое недоразумение: почему все многочисленные гипотезы – тюркские и славянские, в любых вариантах, наталкиваются на несогласие самих казаков видеть своими предками представителей этих народов. Получается, что историки на протяжении столетий изо всех сил пытаются убедить казаков в их славянском или тюркском происхождении, а они упорно дистанцируются от этого родства и считают, что это не так, а что «казаки от казаков ведутся». И я считаю, что это не случайно, и отнюдь не попытка отмежеваться от своих далеких «маргинальных» предков, а твердая убежденность и уверенность в своем ином происхождении, сохранение исторической памяти о своих корнях.

Возможно, что «исторические материалы» (читай – письменные источники) по данной теме действительно недостаточны или исчерпаны, но ведь остаются многочисленные и не менее достоверные и «фактические» археологические и этнологические источники.

Существенным препятствием убедительности общепринятых гипотез происхождения казаков от различных тюркоязычных народов или славян, является то, что при рассмотрении их образа жизни, традиций и обычаев, возникают многочисленные вопросы: как, когда и каким образом, и почему именно в такой форме они появляются и существуют у них? Как правило, большинство исследователей истории казачества вообще игнорируют эти фактические и реальные источники или в лучшем случае констатируют их наличие, выставляя казаков как нечто виртуальное, а не реально существующее явление. Не способствует этому пониманию и многочисленные варианты этимологического объяснения основного термина - «казак», особенно при общепризнанной семантике – «свободный, вольный». Сложность объяснения возникновения тех или иных традиций и обычаев у не имеющих их народов, необходимость заимствования иноязычных терминов или навязывание весьма гипотетичных предположений (бродническая гипотеза) – все это убеждает в искусственном происхождении славяно-тюркских гипотез возникновения казачества. Однако я считаю, что в исторической литературе имеются гипотезы о происхождении казачества, не требующие надуманных объяснений и приводящие в соответствие все основные моменты: образ жизни, традиции и обычаи, этимологию термина, мнение самих казаков, исторические и археологические данные – это гипотезы, в основе которых лежит черкесское происхождение.

Несомненно, что в формировании казачества принимали участие представители многих народов, но в тоже время прослеживается явно преобладающее влияние одного конкретного народа – адыгов (черкесов), с чем вполне согласуется и мнение самих казаков по этому поводу и этнологические и археологические данные.

Можно отметить, что черкесские (адыгские) гипотезы происхождения казаков - одни из первых в исторических описаниях, но до настоящего времени не завоевали общего признания. Возможно, это связано с тем, что ни Г.З. Байер [Байер Г.З., 1782], ни В.Н. Татищев [Татищев В.Н., 1979], ни Н.М. Карамзин [Карамзин Н.М., 1989], ни К. Кох [Кох К., 1974] и ряд других авторов, не объяснили, почему они так считают.

А. Ригельман, говоря, о незнании казаками «о себе прямого начала», все же приводит мнение их самих о своих корнях: «… будто б они от некоих вольных людей, а более от Черкес и Горских народов, взялися, и для того считают себя природою не от Московских людей, и думают заподлинно только обрусевши, живучи при России, а не Русскими людьми быть. И по такому их воображению никогда себя Московскими не именуют, ни же любят, кто их Москалем назовет, и отвечают на то, что «Я, де, не Москаль, но Русской, и то по закону и вере Православной, а не по природе» [Ригельман А.И., 1992].

Я думаю, что казаки прекрасно знали свои кавказские корни, и им незачем было «облагораживать» свое происхождение или отмежеваться от своих маргинальных (славянских) предков за счет черкесов, как это считает Н. А. Миннинков [Миннинков Н.А., 1992]. Очень удивительно предположение В.Н. Королева, считающего, что казакам «внушали мысль об их черкесском происхождении» [Королев В.Н., ].

Для того чтобы рассмотреть вопрос имеются ли основания у донских казаков считать себя «от Черкес и Горских народов», приведем описание некоего народа обитающего на юге, в Азово-Черноморском регионе.

Это общество вольнолюбивых, лично свободных и равноправных граждан, проживающих на определенной территории в недалекий исторический период. Высшим законодательным органом власти является народное Собрание всех членов общества. Каждый участник является полноправным членом такого Собрания с правом голоса по всем жизненно важным вопросам (политическим, социально-экономическим, судебным и т.д.). Для руководства обществом или каким-то мероприятием (походом, набегом) Собрание избирает специального руководителя на определенный срок или до окончания намеченного мероприятия и несущего полную ответственность перед Собранием (обществом). После окончания которых, полномочия руководителя слагаются и он возвращается в общество рядовым членом. При избрании на должность не учитываются ни происхождение, ни социально-экономическое положение, а только личные качества кандидата, способствующие, по мнению Собрания, решению поставленных задач. Практически любой член общества может быть избран на любую, в т.ч. и высшую должность. Символом власти является специальный жезл. В помощь руководителю избираются два помощника контролирующие выполнение его указаний. Также всенародно избираются и все остальные должностные лица, вплоть до священников. После избрания руководителя все члены общества добровольно и беспрекословно подчиняются его указаниям. При нанесении вреда обществу во время исполнения своих обязанностей, руководитель может быть досрочно освобожден и даже наказан. Собрание является и высшим судебным органом. Принцип выборности существует и на местах (в отдельных поселениях).

Общество открытого типа, принимающее всех желающих независимо от социального положения и происхождения. Требования к кандидатам – не нарушать установившиеся правила и не вредить обществу. Всем членам в т.ч. и новопринятым, общество гарантирует не только юридическую защиту, руководствуясь принципом: «От нас выдачи нет», но и социально-экономическую, не допуская обнищания своих членов. Незначительно провинившихся членов общества наказывали штрафом, а за тяжкие преступления могли казнить – обездвиженного преступника топили в воде.

Общество в значительной степени военизировано, что объясняется наличием постоянной внешней угрозой. Все члены общества великолепные воины, не имеющие равных по отваге, храбрости, умению владеть оружием и т.д. Превыше всего ценят оружие и коня. Великолепные виртуозные всадники с уникальной тренировкой лошадей. Будучи свободолюбивыми могут наниматься на службу, становясь преданными и верными нанимателю воинами, за что часто используются в качестве телохранителей или гвардии. Средства к существованию добывают набегами и разбоями, хотя зачастую эти набеги совершаются ради славы, а не материальной выгоды. Предпочитают захватывать пленных, которых впоследствии продают или обменивают. Основные противники – ногайцы, крымские татары или турки.

Изумительные мореходы и пираты, прекрасно знающие акваторию Азовского и Черного морей и примыкающих речных систем. Свободно плавают через открытое море, предпочитая для набегов турецкие и крымские берега. Любят нападать на турецкие корабли. Класс судов – река-море, тип – биростральный, т.е. имеют два носа, что не требует разворота судна, с парусным и весельным вооружением. Поверх бортов дополнительно прикрываются досками или пучками камыша, чем обеспечивается дополнительная защита и остойчивость.

При рождении сына дарят ему оружие, с малых лет приучают в совершенстве владеть оружием и конем. Имеют специальный воинский язык, непонятный для непосвященных. Головной убор играет особую значимую роль. На поминках производится джигитовка и стрельба. Часто хоронили не на кладбище, а во дворе своей усадьбы.

Великолепные охотники, скотоводы, рыбаки, садоводы и виноградари. Имея садовые сорта груш, почитают мелкую грушу – дичку.

Имеют своеобразную архитектуру, при необходимости строят дома на склонах. Дома турлучного типа. При возможности, при застройке поселения, предпочитают не сплошную застройку, а хуторскую. Ограда усадеб и поселений делается из плетней засыпанных землей.

Гостеприимство – «первейший народный обычай».

Христиане с сильными пережитками язычества, священнослужителей выбирают из своей среды. Из святых отдают предпочтение Пресвятой Богородице (Деве Марии).

Женщины имеют высокое положение и почетное отношение, и могут принимать участие в сражениях вместе с мужчинами.

При попытке захвата и порабощения отчаянно сопротивляются, при невозможности победить предпочитают уйти с родины, но не покориться.

В этом довольно кратком описании, а его можно значительно продолжить, намеренно опущено упоминание о языке. Если упомянуть русский язык, то все, кто занимается историей казачества, признают в этом народе казаков. Но если сказать, что язык адыгский, многие ли признают в этом описании адыгов? А ведь все вышеупомянутое относится к адыгам. Этнонимом «адыги» я называю автохтонное население Северо-Западного Кавказа и покрывающий отдельные народы, в т.ч. современных кабардинцев и черкесов, известное в различные исторические периоды как: меоты, касоги, черкасы, черкесы. Речь идет об одних и тех же народах.

Подобное сходство в образе жизни позволяет говорить не о каких-то заимствованиях друг от друга, а о практически полном тождестве и единстве происхождения. Конечно, отдельные моменты можно найти у многих народов, но совпадение всех основных составляющих, таких как: общественно-политическая система, воинственность, мореходство, наездничество, воинские навыки и многое другое свидетельствует о единых корнях.

Высший законодательный орган власти у казаков – Круг, имеет прямую аналогию с адыгским народным законодательным собранием – Хасой, особенно у западных адыгов – «демократических племен» шапсугов, натухаевцев и абадзехов. Функции, механизмы и регламент этих Собраний совпадают до мелочей. У других адыгских «аристократических» народов, в т.ч. кабардинцев и черкесов - Хаса была уже не общенародным, а сословно-представительским органом власти. Демократическая форма правления существовала у западнокавказских адыгов вплоть до 1864 года [Кажаров В.Х., 1992]. Кроме этих двух моментов, все остальные приведенные в описании общеадыгские.

Я считаю, что адыгское название народного собрания «Хаса/хасэ», является этимоном термина «казак», у адыгов «хасак – идущий на хасу»*) или «член хасы», что семантически означает «свободный, вольный человек», т.к. членом Хасы мог быть только лично свободный член общества.

Для этих же племен, живших по побережью Черного и Азовского морей, характерны мореходство, в т.ч. и пиратство, и рыболовство. Мореходные навыки казаков в деталях совпадают с адыгскими, а учитывая безусловное сходство судов, можно говорить об их едином происхождении и преемственности от адыгов.

Когда о казаках говорят как о высокопрофессиональных воинах и «степных рыцарях», имеет смысл обратиться к адыгской традиции наездничества и «рыцарскому кодексу» - уэркъыгъэ. Вообще обращение к адыгскому морально-правовому кодексу – «адыгэ хабзэ», во многом, если не во всем, способствует пониманию казачества как социально-исторического явления, дает ответы, откуда и почему у казаков существуют те или иные элементы культуры.

Вообще, непонятное пренебрежение и игнорирование «черкесской» гипотезы происхождения казачества заводит в тупик и заставляет все более усложнять данную проблему.

Учитывая безусловную полиэтничность более позднего казачества с явным преобладанием славянского этноса и значительную роль тюркских народов, можно сказать, что на эти кавказские корни была сделана «прививка», сохранившая все лучшие свойства. Влияние кавказских корней было настолько мощным и действенным, что даже в XVIII веке казаки, являющиеся русскими по своему этническому происхождению, отказываются от своего генетического родства и заявляют, что они «от Черкес и Горских народов».

Для того чтобы отказаться от своего кровного родства необходимо, чтобы чужой образ жизни был намного привлекательнее собственного и превосходил его. Причем необходимо и весьма продолжительное время для полного ознакомления с ним и добровольная убежденность в правильности выбора.

Чем же могла привлекать совершенно чужая жизнь многочисленных выходцев с Руси, кочевнического Востока и иных стран? Это, прежде всего тем, что адыгам удалось создать совершено уникальный тип общества, основанного на определенном социально-политическом базисе, базирующегося на высоконравственных, морально-этических принципах формирования личности, поощряющего и фиксирующего гармоничное взаимоотношение Человек – Общество. В отличие от многих окружающих их народов с развитыми феодальными отношениями, адыги находились еще на стадии характерной для «военной демократии». В силу этого у них продолжали существовать демократические формы правления и вытекающее из этого равноправие всех членов общества. В условиях усиления феодальной зависимости естественным желанием человека становилось желание быть свободным и независимым, самому строить свою судьбу, самому планировать дальнейшее существование, не завися от чьего-то произвола. Мало того, адыгское общество давало возможность принимать личное участие в решении всех социально-политических, экономических и судебных вопросов, а, кроме того, любой член общества мог быть избран на любую руководящую должность. Такая реальная возможность естественно привлекала многих беглецов из окружающих земель. А, учитывая несомненную пассионарность полиэтнических беглецов, это было, пожалуй, единственной возможностью для самореализации. Похоже, что адыгское общество было единственным, которое позволяло своим членам самим устанавливать свой общественный статус. Платой за все было верное служение обществу.

Где и когда могли произойти длительные контакты славян и адыгов? Существование Тмутараканского княжества и сосуществование в непосредственном контакте славян и адыгов, давало возможность ознакомиться с их образом жизни, но в силу ряда причин, это вряд ли могло привести к фундаментальным изменениям этнопсихологии славян и становлению казачества. Заслуга княжества заключается в ином, оно активно способствовало привлечению адыгов на Русь, что конечно сыграло свою роль в распространении знаний об адыгском обществе.

Но наиболее тесные и длительные контакты славян и северокавказских народов имели место на Дону. Вообще, начиная с эпохи поздней бронзы и даже еще раньше, Дон нельзя рассматривать в отрыве от Северного Кавказа. Это единая территория, охваченная одними и теми же этноисторическими процессами.

Бесспорное присутствие северокавказского населения на Дону фиксируется письменными и археологическими данными с конца I в. до н.э. Об этом свидетельствуют меотские (протоадыгские) поселения, исследованные в низовьях Дона. Жизнь на них продолжалась до конца IV, а скорее и до V в. н.э. Существующая до VIII века лакуна, т.е. отсутствие поселений, не может служить доказательством отсутствия здесь остаточного населения. Вероятнее всего, что количество местного населения в результате гуннского нашествия резко уменьшилось, но не исчезло полностью. Скорее всего, изменилась топология размещения небольших поселков (хуторского типа) и их надо искать на островах и в байрачно-береговой полосе. Кстати, этот момент помогает понять, почему низовые казаки считают себя более древними, чем верховые.

Вторая и более мощная волна северокавказских переселенцев на Дон, по моему мнению, приходится на раннесредневековый период, когда территория Подонья входила в состав Хазарского каганата, т.е. в VIII-X вв. Наличие огромного количества поселений, т.н. «салтово-маяцкой культуры», охватывают всю территорию Подонья, включая верховья Дона и Северский Донец. По Донцу и в верховьях Дона археологически локализуются аланские племена (предки современных осетин). На остальной территории, как принято считать, обитают кочевые болгарские (тюркоязычные) племена, создавшие три (!) варианта культуры. Я считаю, что роль болгар несколько преувеличена. Скорее всего, вместе с болгарами, имело место значительное переселение на Дон адыгских племен, известных под именем касогов. Их присутствие здесь фиксируется археологическими материалами. Однако, я считаю, что их роль сильно приуменьшена. Все исследователи упускают один немаловажный момент в античной и раннесредневековой истории Дона. Это вопрос о том, кто занимался речными и морскими грузоперевозками в эти периоды. Единственными мореходами-речниками в данном регионе были народы, оседло и постоянно проживающие на Азово-Черноморском побережье и примыкающей речной системе, т.е. адыги/касоги. Кроме того, их предки обитали на Дону еще в античный период, и их потомки должны были быть заинтересованы в возвращении на эти земли.

В этот период здесь и происходит основное знакомство славян с адыгской культурой. Славяне начинают проникать в Подонье с VIII века, вначале эти контакты фиксируются в верховьях Дона и Донца, а затем опускаются к югу. Совместное и длительное сосуществование, несомненно, приводило к ознакомлению со всеми сторонами жизни соседей и их сравнению.

Количественное увеличение славянского населения на Дону связано с разгромом князем Святославом Хазарского каганата. Здесь возникает значительное количество славянских поселений, которые продолжают существовать вплоть до XII века, а возможно и позднее. Разгром Святославом хазар не означает, что было уничтожено все население. Наверняка, значительно уменьшившись, здесь все таки оставалось остаточное население, в т.ч. и северокавказское. Об этом свидетельствуют письменные источники. Гильом Рубрук отмечает наличие алан на Дону еще в начале XIII века.

После ухода славян с Дона в начале XII века, здесь вероятно продолжают обитать немногочисленные группы остаточного населения, которое уже, возможно, было смешанным. При этом влияние касогов/адыгов было доминирующим. По моему мнению, это и есть первоначальный момент зарождения казачества, становление его ядра. Уход славян с Дона сохранил у них знания о народах, населявших Дон. Образ жизни касогов оказался настолько привлекательным для славян, что позднее они предпочитают уходить сюда, несмотря на все опасности. Постепенное, капельное проникновение на Дон славян, прекрасно знающих, куда и зачем они бегут, со временем превращается в поток. Результатом становится замена тюркского языка на русский. Пришельцы полностью перенимают образ жизни местного адыгского населения и начинают самоидентифицировать себя как касоги, т.е. казаки.

Знакомство различных тюркоязычных кочевых народов с адыгским образом жизни происходило постоянно, т.к. территории расселения адыгских народов, кроме гор, находились в зоне их интересов. Вероятно, для пассионарных личностей сравнение образа жизни зачастую проводило к пониманию превосходства демократического общества адыгов над своими феодальными отношениями, и реальная возможность самореализации служила причиной их бегства из своего общества. Эти же причины были побудительным мотивом и для выходцев из многих других народов. Возможно, что на Дону сложилось более открытое общество, чем непосредственно на Кавказе, что было обусловлено необходимостью для выживания и количественного увеличения населения. Этим и объясняется, что основной поток беженцев приходится именно на Дон.

Несомненно, что все представители различных народов несли с собой свою традиционную культуру и свой менталитет. Но, вероятно, первоначальное численное преобладание носителей адыгского/касожского образа жизни и его более явная приспособленность к существующим условиям, привели к поглощению инокультур, от которых сохранились только отдельные элементы. В результате сравнения мы видим у казаков доминирующую роль культуры северокавказских народов.

Огромной заслугой славян и представителей иных народов является то, что они смогли глубоко воспринять, реализовать и сохранить те лучшие черты, в принципе инородной культуры, которые были переданы им северокавказскими народами. На период средневековья это была лучшая модель гармоничного соотношения Общества и Человека.

К сожалению, дальнейшего развития на Дону эта модель не получила. Войдя в состав Российской империи, была изменена сама сущность явления и из основополагающих ценностей человека Свободы и Независимости, заложенных в подобном обществе, была произведена подмена на воинское служение государству.

_______________________________________________

*)Выражаю огромную признательность М. Емиж за предоставленные сведения.
_______________________________________________

Этот доклад был прочитан на Международной научной конференции «Казачество в южной политике России в Причерноморском регионе» в г. Азове и г. Ростове н/Д, 11-14 октября 2006 г. Тезисы опубликованы в «Казачество в южной политике России в Причкрноморском регионе»: Сборник тезисов (г. Ростов-на-Дону, г. Азов,октябрь 2006 года)/ отв. Редактор Г.Г. Матишов. Ростов н/Д: ООО «ЦВВР», 2006, 127 с.

Опубликовано по разрешению автора

2006 © Михаил Крайсветный
2012 © Донские Зори, публикация