Я влюблён в эти небольшие водоёмы с детства. В воспоминаниях осталось небольшое продолговатое озерко среди огромных тополей, где я, ещё семилетним мальчишкой, затаив дыхание, осторожно забрасывал нехитрую снасть с поплавком из гусиного пера в прогалинки между водорослями... Наградой мне были замечательные краснопёрки, неожиданно невесть откуда появлявшиеся, и с ходу набрасывавшиеся на бодрого навозного червячка...
А водились там ещё и лини — золотые упитанные рыбы с жёлтыми губками и тронутыми краснинкой маленькими глазками... Но поймать линя мне в те годы не хватало терпения — уж очень долго этот гурман смаковал наживку и все подсечки оказывались холостыми...
И вот прошло чуть ли не полвека, и я опять стою на берегу старицы. Сзади меня, за высокими прибрежными ивами, течёт Дон, когда-то пробивший себе новый путь и отгородившийся от своего прежнего русла песчаной косой. А в этом брошенном рекой озерке всё стало по-новому. Бурно разрослась прибрежная растительность, озерко обмелело и заселилось новыми обитателями, предпочитающими спокойную, без всяких там течений, жизнь. Невесть откуда здесь появились золотые карасики, лини, стаи краснопёрок и удивительные маленькие рыбки-горчаки. Деловые ондатры с гордо поднятой мордочкой стали курсировать от берега к берегу, оставляя за собой стрелки маленьких волн; сюда подтянулись ужи, озабоченные ростом лягушачьего населения; расплодились различные водные насекомые, в том числе и самый прожорливый негодяй — жук-плавунец, охотящийся на мальков...
Но река окончательно не бросает своё детище. Весною она вновь устремляется в своё бывшее русло, вымывая излишнюю растительность и накопившийся ил — вливая новые жизненные силы старице... Если весенних разливов нет, старица начинает медленно умирать, постепенно превращаясь в болотце —  комариное царство...  А в конце концов тут вырастут ивы и тополя, и бывшая старица станет просто кусочком пойменного леса...